Эпизод 4: Стеклянная Дева

….
Эйнар нашел вход в клуб далеко не сразу. Парадные двери оказались заперты... Причём они были не просто заколочены, а натурально заварены, как по периметру проёма дверей, так и посередине. А что самое главное, они (как и заколоченные окна) находились на высоте третьего этажа, а все что им предшествовало, - глухая бетонная стена с почти неразличимыми посланиями на общем языке. Обойдя здание вокруг, мужчина оказался в тупике... Заваренными-заколоченными оказались все двери и окна вокруг. А больше никаких видимых путей было не видать. Алхимик, измученный тяжёлым гнетом последних лет войны, недостатком чистого воздуха и просто досадой от того, что он жил свою жизнь вот так, а не иначе, с гневом запустил найденную некоторым временем ранее монтировку в далекий полет. Вообще он был уверен в том, что сама Изнанка сопротивляется его потугам найти выход, подбрасывает дополнительные сложности и препятствия, или даже сам Творец! Дескать: "Сюда — низзя!" Однако когда сие занятие, а  именно его параноидальная агрессия ему самому уже поднадоела, он стал думать более логически. И никуда не спешил. Ведь вдруг вспомнил, что времени тут нет. Формально, разумеется. Раз уж дверей нет, стены целы и как бы намекают о том, что фомкой он их не разобьет, он стал искать менее ординарные способы забраться в здание клуба. Пока он искал канализационный люк, то вдруг наткнулся на тянувшуюся, у торца здания к земле пожарную лестницу, уходящую вверх на семь-девять метров. С земли до нижнего края лестницы было пятнадцать с гаком футов. А рядом с пролетом, чуть в стороне, оказалось разбитое окно, через которое можно было без проблем проникнуть в здание. То, что надо. Он как-то и забыл уже про веревку, что нашел в предыдущей локации, до того как стая потустороннего воронья едва не выклевала ему глаза на лету. Нехитрыми манипуляциями, элтир привязал её к монтировке, как следует проверил прочность узла и швырнул наверх. Потратив три или четыре попытки у него получилось зацепиться так, что последующие попытки сбросить крюк вниз потерпели неудачу. Оставалось только подниматься. Лестница тоже основательно проржавела и крепежи держались на честном слове. Это он понял, когда был на полпути; на его лицо посыпалась ржавая крошка, послышался звук скрежета стальной балки, а веревка издевательски зашаталась… Тем не менее, вместо того чтобы сдать назад и спрыгнуть, Блекторн собрал все свое мужество и двинул наверх, пока наконец не втянул свое туловище за балконную решетку третьего этажа. Злобно сжимая в руке алый крюк, Эйнар расчистил проем окна и оказался внутри. Апартаменты. Типичные для постоялых дворов, в крупных городах Серединноземья в конце двадцатого века. Ничего интересного, кроме пары флаконов обезболивающего в холодильнике и мятых газет в комнате он не обнаружил, а потому сразу затопал к двери, единственной здесь. Она, вполне естественно, не поддалась. Эйнар было решил применить монтировку по своему прямому предназначению, но призадумался. Он был совершенно один. Выход из комнаты пока закрыт, из открытого сейчас окна врагов он совсем не ожидал. В общем, он решил что пора перевести дух. В конце концов, а кто точно знает, что там, за следующей дверью... И чутьё охотника подсказывало ему, что ничего хорошего. Последовав за своей, показавшейся крайне удачной мыслью, последний наследник замка Блекторн отложил монтировку и, сняв с плеч рюкзак, упал прямо на пол возле входной двери. Напротив тянулся перевернутый на бок диван, застланный пожелтевшими газетами стол, разбитый торшер, - на эту часть помещения хорошо падал потусторонний, шедший с улицы серый свет. Остальная часть комнаты таяла в выжидающе жуткой, хищной тени. Глубоко выдохнув, мастер волны прикрыл глаза и снова открыл их, ощущая, как постепенно отступает усталость и восстанавливается дыхание. Тихо было до глухоты... А еще хотелось покурить. Чуток расслабившись, мужчина потянулся в карман куртки, как вдруг его взгляд зацепился за... И как он раньше этого не заметил? Это был рукотворный знак, выведенный черными рваными полосами, - знак Оператора. Он смотрел на него с той стены, где было разбитое им окно. Странно, но Эйнар совсем не напрягся. Напротив. Ему, как будто даже стало легче дышать. Воздух как будто стал живее, менее затхлым, а мерзкий душок плесени и гари какое-то время не давал о себе знать. Лишь мурашки от чувства неестественности и жуткого внешнего вида этой окружности и вылезающих за ее пределы двух перекрещивающихся под прямым углом линий какое-то время бежали по телу. Но что самое странное... Символ казался крайне свежим.
Отгоняя лишние мысли, ассоциации и возможные версии происхождения знака, алхимик помотал головой; вынул из кармана куртки фотографию Вионны Бертран, сделанную кем-то задолго до войны. Вионна... Какое же удачное имя для такой женщины, как она. Оно объединяло теплое значение «жизнь» (общ.нар. vivus) и светлую чистоту квамиянского fionn, а потому читалось как «живая и светлая»/«честная и справедливая». Высокая, огненно-волосая дева, с ангельским личиком и серо-зелеными глазами, когда те наполнялись энергией ее духа-союзника. Эйнар встретился с ней, кажется, целую вечность назад, хотя другой он, - А’равик познакомился с экс-шаманкой совсем-совсем недавно. Хе, смешно... Он, уже немолодой, навечно проклятый перевертыш, переживший уже не одну войну, смог найти свое чудо в лице ангела во плоти. Вионны Бертран. Рыжеволосая шаманка улыбалась ему с фотографии, как бы напоминая о времени, когда мир был полон цвета и звуков её смеха, её огненных волос, запаха трав, которыми она пользовалась в своих ритуалах. Он перевернул карточку, не без труда прочитав подпись. Дату. Черт! Как же давно это было! Грудь сдавило, руки дрожали. В конце концов он рухнул на грязный матрас, не отрывая взгляда от изображения, и воспоминания накрыли его, плотные и неотступные. Её смех в тихие вечера за общим столом, задор и гневная шутка в адрес Морона, тепло её дыхания на своей шее… и невыносимая боль, когда он осознал, что никогда не сможет прикоснуться к ней. В реальном мире он был обречён на тело существа, чьи руки не могли её обнять, чьи губы не могли сказать ей о чувствах, разрывающих его изнутри. Не то, чтобы он никогда не пробовал. Просто здесь, в Изнанке он был Эйнаром Блекторном, и только. По крайней мере ему так казалось по началу. Сейчас, спустя время проведенное в странствиях через туманы, ему все больше становилось очевидным его слияние… нет расслаивание его личности на какие-то отголоски и эхо. Переживал ли в этот момент тоже самое Кич или нет? А Слендер? Сколько лет они здесь уже заточены?

- Черт! Черт подери, мать твою с избытком!
Эйнар смахнул остатки плоти с монтировки и спустился вниз, где и пировали хоундумы. Вернее демоны, замаскировавшиеся под них. К его удаче, других противников там не оказалось. Но были тела. Много тел. Трупы по всей видимости людей, одетых в серое. Было слишком темно, чтобы разобрать детали, но их тут было много. Лица скрывали безликие маски, в которых безошибочно угадывался очевидный референс в сторону «Тонкого Человека». Тени сплетались под ногами, формируя причудливые узоры, нарочито издеваясь над напряжённым разумом. Воздух здесь был куда удушливее, насыщенный прогорклым запахом, от которого подступала тошнота. Гладкие, идеально белые маски лиц, лишённые всякого намёка на человечность. Они смотрели вверх, бесстрастно, пусто, молча обвиняя его в чём-то непонятном и наверное древнем. Блекторн осторожно пробирался сквозь мертвое море дальше, стараясь не задеть ни одно из тел, и склонился над ближайшим. Тонкие, иссохшие руки лежали спокойно вдоль тела, словно жертва сама легла в ожидании неизбежного. На шее виднелись странные следы, может от ожогов, которые тянулись вверх и исчезали под маской. Алхимик осторожно прикоснулся к той, и она слегка сдвинулась, открывая под собой кошмарную пустоту, где должно было быть лицо. Чёрная бездна без глаз и рта, зияющая в ничто. Глаза были вырваны, язык и зубы удалены. Внутри Эйнара поднялась волна паники и отвращения, он резко отдёрнул руку, чувствуя, как желудок подступает к горлу. Что это за люди? Или не люди вовсе? К чему маски? Арлиан не стал долго размышлять. В конце концов это «Тень». Тут нет ничего хорошего... И лучше как можно скорее отсюда уходить. Быстрым шагом взяв направление к барной стойке, он практически сразу наткнулся на искомый журнал. Гостевая книга выглядела как самый обыкновенный дневник, в видавшим виды кожаном переплёте, без каких-либо надписей на обложке. Просто тетрадь большого формата. Открыв её, героя тронула досада... Реестр был пропитан кровью. Некоторые записи размокли безнадежно, и большая их часть была нечитаема. Однако же, кое-что разглядеть было можно. А значит, значит где-то здесь скрывался выход. Большинство страниц были исписаны привычными постояльцами мелкими каракулями, и почерк метался от изящных витиеватых букв до грубых жирных росчерков. Блекторн брезгливо перелистнул страницы, пропуская имена и даты, сплетающиеся в один бесконечный перечень безразличных судеб, пока не наткнулся на уже знакомое имя.
17 октября 1953 года. Имя гостя значилось одно — Мэг Кроуфорд. На несколько страниц подряд растекалось её имя, всё более нервным и неуверенным почерком, переходя из аккуратных строчек в судорожные, размазанные чернилами кляксы.
«17 октября, 10:43 вечера. Мэг Кроуфорд. Комната №417. Особые пожелания: тишина. Не шуметь, не тревожить, не напоминать…»
И ниже, уже другим почерком, странным и корявым, словно писавший пытался вырезать буквы в самой бумаге: «ТЕБЯ НЕ ДОЛЖНО БЫЛО БЫТЬ».
Перевёрнутые страницы раскрывали новые имена и даты, все с той же повторяющейся зловещей подписью. Не выдержав, он резко перелистнул книгу ближе к концу, наткнувшись на совсем свежую запись:
«17 октября 2025 года. Эйнар Блекторн. Комната №417. Особые пожелания: напиться, потрахаться, повеситься»
- Да чтоб тебя, сука, перекрестило! - Алхимик отшатнулся, выругавшись громко и нецензурно, так что эхо его голоса вспугнуло тишину здания, заставив её испуганно забиться по углам. В этот миг он заметил нечто ещё более жуткое: среди хаоса записей мелькнуло детское изображение — простенький карандашный рисунок. Высокий силуэт без лица, окружённый щупальцами вместо рук. Под рисунком стояла подпись, выполненная наивной детской рукой: «Папа?»
Эйнар отпрянул, ощутив, как сердце его проваливается в желудок. Дыхание сбилось, а комната резко сузилась до размеров гроба. В середине были кем-то сделанные записи. Все: торопливым почерком, буквы порой накладывались друг на друга, будто автор писал в состоянии крайнего ужаса, возбуждения или паники.
«Наконец-то! Наши молитвы услышаны, и настал день расплаты. Годы ожидания и терпения окончены, и теперь мы сможем вернуть себе то, что по праву наше. Я чувствую прилив сил и ярости, готовность идти до конца. Брат Лейф сомневается. Я вижу страх в его глазах, тень прошлого не отпускает его. Но я напомню ему о справедливости нашего дела. Они забрали наших близких, когда изгнали нас из Ордена. Он поймет.»
Следующая запись была залита кровью, но отдельные фразы еще можно было разобрать:
«Сегодня мы начинаем план, дарованный "Матерью". Нашу группу разделили на несколько частей. Мне и брату Лейфу поручено взорвать плотину, что перекроет основной путь в город и отвлечет внимание от наших истинных намерений внутри него. Улицы затопит, частично или полностью. Другие группы должны уничтожить электростанцию и линию связи. Пока власти будут разбираться в хаосе, мы проникнем в Фуксию и завершим вторую часть плана.»
Пальцы крепче сжали края бумаги. «Болота Фуксии. Старый город так и остался под водой. Это было не случайностью…» Некто сознательно изолировал город, чтобы провести некий безумный ритуал».
Другая запись гласила:
«Брат Лейф принял истину. Мы долго говорили на привале, я видел его глаза, полные решимости. Он тоже потерял близких и знает, что наши враги заслужили кару. "Мать" говорила с ним, он слышал её голос во снах, теперь он готов исполнить свой долг. Наш долг. Мы слишком долго позволяли этим шакалам жить спокойно после того, что они с нами сделали.»
Эйнар пролистал несколько нечитаемых страниц, остановившись на последней записи, буквы которой были отчаянно размазаны, словно рука писавшего дрожала:
«Прозвучал звон колокола. Началось. Сестра Хель отправилась за грань, чтобы наложить печать "Матери". Мы стоим на страже, чтобы никто не помешал завершению обряда. Десятки чудовищ уже лежат у наших ног, но они продолжают напирать. Второй звон колокола дал нам несколько минут передышки. Я не отступлю! Буду стоять до последнего. Брат Лейф пал в последней битве, имя "Матери" было последним, что он произнес. Покойся с миром, брат. Скоро мы встретимся вновь.»
Последняя страница содержала короткую и окончательно безнадежную запись:
«Печать наложена, сестра Хель справилась! Мы выполнили долг перед тобой, моя "Мать". Но демоны поймали нас в ловушку. Остался только я. Я не боюсь смерти. Теперь часть города навсегда под твоей защитой, и демоны не смогут её коснуться. Жаль только, что не увижу рассвет над Канто, обещанный тобой. Звон колокола… Я буду сражаться до конца. Иду к вам, мои братья и сестры.»

Тело существа резко задрожало. С жутким завыванием, похожим на медленно ломающийся под собственным весом вековой вяз, искривляясь в неестественно длинную шею, покрытую сочащейся ртутью, тварь вытянула голову. Арлиан замер, глаза расширились от ужаса. Из темноты ее затылка медленно, мучительно медленно вытянулось другое лицо – живое, настоящее, искажённое страшной агонией. Рыжие волосы упали каскадом по плечам, рот раскрылся в беззвучном, бездонном крике, полном нечеловеческой боли. Глаза полные осмысленной агонии уставились точно на него. Руки существа вытянулись вперёд, цепи с глухим звоном ударились об пол, а её крик наконец прорвался наружу, превращаясь в оглушительный вопль, заставивший стены комнаты содрогнуться. Слёзы ужаса хлынули наружу, мужчина упал на колени, полностью готовый сдаться, отдать себя на растерзание, лишь бы просто перестать видеть, чувствовать… Но взгляд его снова метнулся на петлю, издевательски качающуюся, как бы  приглашая его принять более лёгкий выход.
Хриплый, рвущий нутро крик монстра слился в сознании Эйнара с диким воплем его собственной памяти. Он перестал видеть разбитую, сочащуюся гнилью комнату — перед его глазами вспыхнули образы прошлого, куда более отвратительные и реальные, чем любые чудовища Изнанки. Это были твари мира реального. Холодный камень телперинской лаборатории. Запах формалина, едкого дыма и крови, в которой он сам был перепачкан до локтей. Вспышки огня в смердящей печи, крики, стонущие от боли и страха пленники, прерывающиеся рыданиями и жалобами на милость, которой не будет. Никогда. Некромант приказал. Блекторн делал. И сейчас, спустя годы, нечего было кивать на одержимость обоих, словно это могло их оправдать. Перед его глазами мелькнула лицо молодого юноши, едва различимое за мутным стеклом капсулы, наполненной токсичным раствором. Лицо, искажённое болью, с широко раскрытыми от ужаса глазами. Глазами Вионны, которые сейчас так же смотрели на него из затылка стеклянной девицы. Взгляд, одновременно обезумевший от боли и страха, но в тоже время полный презрения, ненависти и отвращения. Никто его не простит. Вионна никогда не простит. Не сможет простить. Даже если он встанет на колени и будет ползать по битому стеклу, вымаливая прощения — это ничего не изменит. Прошлое, как клеймо, навсегда впечатано в его тело и душу. А её крик, её ужасающий крик был не только обвинением, он был приговором. Прятаться за личиной А’равика и дальше? Эйнару вдруг очень сильно стало не хватать своего надоевшего было в реальности облика. Алхимик, проклятый и опозоренный, поднял голову, глядя на чудовище перед собой. Оно вытягивало к нему ломанные руки, словно желая обнять, растерзать или же спасти. Слезы, смешанные с жидким металлом, падали на пол, и каждая капля превращалась в мелкие стеклянные шарики, которые медленно катились к его ногам. Он сжимал монтировку, чувствуя её бесполезность перед лицом своей собственной вины.
— Да иди ты нахуй со своей петлёй! — прорычал он сквозь зубы, ощущая, как гнев и отчаяние переполняют его, смывая страх и ужас. — И ты иди нахуй! И весь этот сраный мир тоже нахуй! Я не просил прощения! Никогда! И не буду!
Его хохот был воистину пугающим:
— Не дождётесь, ублюдки! Никогда не дождётесь! — завопил он, вырываясь из удушающей хватки прошлого, из гнили собственных грехов. – Ты хочешь рассказать мне о моей вине, да? Думаешь, я не знаю? Я живу с ней! Каждый чёртов день!
Горячие слезы хлынули, не удержавшись наружу, и мужчина снова рухнул на колени, сжав голову руками так, что казалось, череп вот-вот треснет под давлением собственных пальцев. Стеклянная тварь шагнула ближе, отражения искажались, переливались на ее теле, складываясь в знакомые до боли лица – покалеченные, замученные, мертвые. Жертвы. Его жертвы. Те, кого Эйнар методично, бесчувственно препарировал под холодным взглядом некроманта, записывая результаты в журнал, залитый кровью тех, кто уже никогда не вернётся домой. В висках забухала кровь, разум замутился, погружаясь в давние воспоминания. Слышал далёкий, безразличный голос мастера:
«Продолжай. Рано или поздно ты перестанешь чувствовать жалость».